Его зубы дважды клацнули, как у голодного пса. Это движение явно не было непроизвольным.
— Однако, при всем моём уважении, — решился заметить я, — вас тут всего семеро, и…
— Самое трудное уже позади, Бартимеус — Факварл одернул свой пиджак. — И сделал это я. У меня ушли годы на то, чтобы заманить Мейкписа навстречу его судьбе. Амбиции у него всегда были немереные, но только после появления Гонория, вселившегося в кости Глэдстоуна, я сообразил, как лучше всего можно использовать его спесь. Главной слабостью Мейкписа было его тщеславное стремление к новизне, к безоглядному творчеству. После появления Гонория они с Хопкинсом прониклись идеей вселения духов в живое тело. Я, со своей стороны, мало-помалу подталкивал их к тому, чтобы воплотить это в жизнь. Со временем Хопкинс вызвался поставить эксперимент на себе, и призвал он меня. После этого всё было просто. Я уничтожил разум Хопкинса, но от Мейкписа это скрыл. И вот сегодня он тоже пожертвовал собой и несколькими своими приятелями.
— И теперь нас семеро, — сказал Ноуда, — но вскоре может стать ещё больше. Всё, что нам нужно, — это новые люди-сосуды.
— Ну, этих у нас полно, спасибо Мейкпису, — добавил Факварл.
— То есть? — удивился могучий дух.
— Все правительство лежит в соседнем зале, с заткнутыми ртами, связанными руками, готовое к употреблению. Вы пожрали память волшебника, владыка Ноуда, потому и не помните.
Ноуда разразился диким хохотом, от которого упал один из соседних стульев.
— Да, конечно, какой смысл делить эти мозги с… Так значит, все прекрасно! Наши сущности защищены! Мы не связаны никакими заклятиями! Вскоре мы будем сотнями бродить по миру и жрать, жрать, жрать его обитателей!
Вообще-то я с самого начала предполагал, что они явились сюда не для того, чтобы поглазеть на достопримечательности. Я бросил взгляд на Мэндрейка с Китти — они были почти у дверей.
— Есть вопрос, — сказал я. — А когда вы всех пожрете, как вы вернетесь обратно?
— Обратно? — переспросил Ноуда.
— Что значит «обратно»? — эхом откликнулся Факварл.
— Ну… — Пирамида из слизи попыталась пожать плечами — вышло неубедительно. — Обратно в Иное Место. Когда вам тут надоест.
— Это в наши планы не входит, маленький джинн. — Голова Ноуды внезапно резко повернулась в мою сторону. — Мир велик. Он разнообразен. И теперь он наш.
— Но…
— Наша ненависть копилась столь долго, что исцелить её не сможет даже Иное Место. Подумай о том, что пришлось испытать тебе самому. Ты должен чувствовать то же, что и мы.
Внезапно раздался крик. Ноуда беспорядочно дернулся в своем кресле, спинка кресла треснула посередине.
— Что это за шум?
Факварл ухмыльнулся.
— А это, по всей видимости, хозяин Бартимеуса.
Вопли, визги… Ну да, конечно, Мэндрейк, с его фирменной неуклюжестью, до дверей не добрался. Их с Китти задержало тело Дженкинса, к тому времени уже приноровившееся двигаться более или менее целенаправленно. Очевидно, дух, сидевший внутри его, был толковый малый.
В голосе Ноуды послышался интерес.
— Приведите их сюда.
Времени на это ушло немало: ноги у Дженкинса все ещё не сгибались в коленях. Но в конце концов двое растрепанных людей оказались перед золотым креслом. Руки Дженкинса держали их за шкирку. И Мэндрейк, и Китти выглядели изможденными и приунывшими. Плечи у них поникли, одежда порвалась; пальто у Китти сбоку было прожжено насквозь. Пирамида слизи незаметно вздохнула.
Ноуда попытался изобразить на пробу жуткую, недоделанную улыбку. Он принялся нетерпеливо ерзать и извиваться на своем троне.
— Мясо! Я чую мясо! Ах, какой превосходный аромат!
В глазах Мэндрейка вспыхнул вызов.
— Бартимеус! — прохрипел он. — Я все ещё твой хозяин! Я приказываю тебе помочь нам.
Факварл с Ноудой расхохотались от души, услышав это. Я — нет.
— Это все осталось в прошлом, — сказал я. — Сейчас тебе лучше помалкивать.
— Я повелеваю тебе…
Тут изо рта Дженкинса послышался низкий женский голос.
— Бартимеус, это ты?
Слизь дрогнула.
— Наэрьян! Мы с тобой не виделись со времен Константинополя!
— Внимай мне! Я повелеваю… — не унимался Мэндрейк.
— А отчего ты такой слизистый, Бартимеус? Ты выглядишь совершенно больным.
— Ну да, бывало и получше. Но ты на себя-то взгляни! Рыжие волосенки, очочки, всего две ноги… По-моему, для тебя это унизительно, ты не находишь?
— Я… я повелеваю… — Мэндрейк уронил голову и умолк.
— Оно того стоит, Бартимеус! — сказала Наэрьян. — Ты просто не представляешь, что это такое. Тело, конечно, однообразно, но какую свободу оно даёт! А ты к нам не присоединишься?
— Да-да! — поддержал её громовой голос Ноуды. — Присоединяйся к нам. Мы тебе подберем подходящего волшебника. И заставим его призвать тебя в себя.
Слизь вытянулась во весь рост — ну, насколько могла.
— Благодарю. Ваше предложение весьма любезно и великодушно. Однако, боюсь, мне придётся его отклонить. С меня довольно этого мира и всего, что в нем есть. Моя сущность истерзана. Единственное моё желание — это как можно скорее возвратиться к покою Иного Места.
Ноуда, похоже, был несколько разочарован.
— Что за странный выбор!
— Я же вам говорил, — тут же вставил Факварл, — Бартимеус неверен и увертлив! Его надо уничтожить Спазмом!
Глотка Мейкписа исторгла грозный рык, воздух задрожал от волны жара. Одежда на теле Факварла вспыхнула и задымилась. Ноуда втянул жар обратно. Пламя потухло. Глаза Мейкписа засверкали.